– Нет, – заявила она. – Я не хочу чаю, тем более приготовленного вами. Я хочу, чтобы вы ушли. Прямо сейчас.

Мак игнорировал это замечание. Более того – он приобнял ее за плечи и легонько подтолкнул к кухонному табурету, после чего отправился к раковине, чтобы наполнить чайник.

– Разве вам не интересно узнать, о чем я хотел поговорить с вами сегодня вечером?

Ожидая ответа, он повернулся к ней с совершенно бесстрастным лицом. Она, конечно, была заинтригована, но выражение его лица совсем не вдохновляло на расспросы.

Ну хорошо, она сыграет с ним в эту игру.

К тому же, раз он так хлопотал о выполнении своего намерения, он имеет право быть выслушанным. Но она не обязана облегчать ему задачу. И потом ей не хотелось показывать ему, как сильно он напугал ее. Итак, раздвинув локти, она положила скрещенные руки на край кухонного бара, поместила на них свой подбородок, чтобы хоть как-то унять дрожь в пальцах, и стала ждать его откровений.

Несмотря на то что Клаудия от чая отказалась, он все же деловито взялся за его приготовление, причем по кухне двигался легко и уверенно. Ничего удивительного, подумала она, у него было достаточно времени, чтобы не спеша осмотреть ее апартаменты и даже приготовить и выпить несколько чашек чая, дабы скрасить себе ожидание хозяйки.

Как бы там ни было, но ей доставляло удовольствие смотреть на него – все его движения были толковы, экономны, так что с задачей он справлялся весьма эффективно.

Мужчины – она уже достаточно прожила на свете, чтобы уяснить себе это, – так бездарно и долго выполняют домашние работы, что женщины теряют тер – пение и принимаются за дело сами. Большинство мужчин. Но Габриел Макинтайр к их числу не принадлежит.

Итак, она наблюдала за ним. И когда он повернулся к ней с двумя чашками горячего чая, то увидел, что она за ним наблюдает.

Она не покраснела, не отвела взгляд, не смутилась. Ей двадцать семь лет, вполне взрослая, чтобы выдержать мужской взгляд. Он тоже с минуту смотрел на нее, принимая вызов. Затем, когда Клаудия ощутила непредвиденный жар, прихлынувший к щекам, он милостиво отвел глаза, поставив прямо перед ней чашку с чаем.

– Я сделал не очень крепкий, только сахару нигде не нашел.

– Сахар тут никто не потребляет.

– Я так и подумал. А жаль, вам сейчас не повредил бы сладкий чай. – Он опустился на табурет по другую сторону бара и вынул из нагрудного кармана пиджака конверт. – Вы спрашивали меня утром, почему я решил заменить парашют. – Он открыл конверт и высыпал его содержимое перед ней.

– Так вот, я сделал так, потому что обнаружил это засунутым в парашют, который вы собственноручно укладывали.

Клаудия смотрела, как он сдвигает куски фотографии вместе, потом очень медленно снова перемешивает их, так что в смысле этого послания сомнений у нее не осталось. Мак взглянул на нее.

– Вы можете предложить какое-то объяснение?

– Объяснение?

Слово обеспокоило ее, но она не хотела додумывать мысль до конца. Взгляд ее невольно скользнул в сторону мусорного ведра, куда утром она выбросила то ужасающее письмо, предварительно изорвав его трясущимися руками. Выходит, оно было настоящей угрозой, а не попыткой просто попугать и испортить ей настроение.

От ужаса у нее по спине пробежала дрожь, а рот неприятно заполнила вязкая слюна.

– Вот что я хотел бы знать, – настаивал на своем Мак, – не может ли это быть рекламным трюком, который дал осечку?

Клаудия с трудом сглотнула слюну, отпила глоток чая и вновь посмотрела на человека, сидящего перед ней.

– Рекламный трюк? – Она откинула волосы назад, отчаянно пытаясь хоть чем-то занять руки. Пальцы через минуту дрожать перестали, но озноб теперь пронизывал все тело. – Конечно, это не трюк. Каким кретином надо быть, чтобы придумать подобное?

– Я задаюсь тем же вопросом.

Его явно не заботили ее переживания. Весь этот чай и сочувствие сразу вдруг показались такой чепухой, что ей стало противно продолжать разговор и отвечать на его идиотские вопросы. Она не хотела, чтобы в ее собственном доме к ней применялся допрос третьей степени, причем человеком, который напугал ее до полусмерти только для того, чтобы доказать, как легко ему это сделать.

– Какого черта? – вспылила она. – Если это всего лишь рекламный трюк, который не сработал, с какой стати вы так суетитесь?

– Потому что кто-то намудрил с парашютом, вверенным моим заботам. Я намерен выяснить, кто и зачем. У меня есть своя собственная охрана, чтобы позаботиться об этом.

Его охрана? Ох, ну конечно, как же такому крутому мужику и без охраны!

– Вы могли бы сегодня утром выстроить всех нас у стенки и допросить. Я уверена, что вы носите на своем кольце для ключей пыточные инструменты.

– Возможно, мне так и следовало поступить, – весьма холодно ответил он, проигнорировав замечание о пыточных инструментах. – Но сегодня утром мне показалось, что я знаю, кто это сделал. Как выяснилось, я ошибался. Итак, не являлось ли это трюком?

Последние слова прозвучали для Клаудии как ружейные выстрелы.

– Нет, – заявила она, инстинктивно отшатнувшись от своего непрошеного гостя. – Конечно нет.

Господи! Как он мог подумать, что она способна участвовать в такой мерзости.

Видя ее реакцию, он лишь пожал плечами.

– Вы вполне уверены? Подумайте хорошенько. Клаудия думала. Но ее сознание реагировало на происходящее точно так же, как и инстинкт. Ее агент способен придумать что-нибудь и получше дешевых рекламных трюков и не стал бы вовлекать ее в сомнительные предприятия; он и так чуть не оторвал ей голову из-за того, что она, не посоветовавшись с ним, подписала беззаботно и непродуманно составленный контракт, что стоило ей немалых денег. Еще, правда, оставался Барти.

Барти подчас непредсказуем, но она не сомневалась, что, задумай он нечто подобное, все было бы сделано гораздо ловчее и тоньше. Ибо рекламный трюк не совершается в одиночку, на него обычно работает целая куча людей, которых неминуемо приходится посвящать во все тонкости, в противном случае мероприятие чаще всего терпит фиаско. Но если не агент и не Барти, то кто же тогда изорвал ее фотографию и взял на себя столько хлопот, чтобы пробраться к охраняемому парашюту и запихнуть туда эту гадость?

Клаудия почувствовала, что не желает получить ответ на столь каверзный вопрос.

Макинтайр же, со своей стороны, не был склонен к умолчанию.

– Клаудия! – окликнул он ее, будто напоминая, что не уйдет отсюда, пока не получит ответа. Даже если это будет такой ответ, который поможет ей избавиться от него.

– Если бы Барти решил организовать подобный трюк, – очень медленно заговорила она, – все происходило бы иначе. Тогда рядом наверняка оказался бы репортер и газетный фотограф с камерой наготове: ведь все это должно было бы как-то сработать, стать явным.